— Около трех пополудни…
— Ты ездила к нему?
— Да…
— И… затем?
— Обычно мы ездили пить чай на Монпарнас или в Сен-Жермен де Пре.
— Так вот, послушай, нынче ты опять поедешь к нему…
Она вздрогнула.
— Не волнуйся, там ты не увидишь никаких следов твоего приключения. Постарайся, чтобы консьержка заметила тебя… Побудь немного в его квартире… Кстати, кто обычно убирал у него?
— Консьержка.
— Каждое утро?
— Да.
Стало быть, она уже могла заметить отсутствие жильца. И обратить внимание, что в квартире все в полном порядке.
— Ты побудешь там немного и пойдешь к консьержке. Спросишь, куда мог уехать Норман. Не передавал ли он что-либо для тебя. Разыграешь удивление, поняла?
— Я попытаюсь.
— Надеюсь, Глория, что у тебя все получится, поскольку ты превосходно играла эту комедию передо мной. Тебе придется пробыть в его квартире еще какое-то время. Час или больше…
— Как долго, — вздохнула она.
— Прости, что не могу составить тебе компанию. Если меня там засекут, вся наша комбинация может попасть псу под хвост. Придется тебе самой… Будешь вспоминать моменты, проведенные в этой квартире, эпизоды ваших любовных игр…
Она слегка побледнела. Но ей хватило ума и на этот раз сдержаться… Я продолжал…
— Когда назначенный срок истечет, ты попросишь консьержку передать Норману, чтобы он позвонил тебе, когда вернется…
— Хорошо…
— Затем ты поедешь я один из ваших излюбленных баров и начнешь о нем расспрашивать, поняла?
— Поняла…
— Приятного в этом мало, но что поделаешь! Сделав глупость, нужно иметь мужество расплачиваться за нее…
— Я и расплачиваюсь…
— Я в этом не сомневаюсь… Ну а завтра ты проделаешь все это вновь.
— Да.
— Послезавтра ты позвонишь его матери в Анже и спросишь, не у нее ли он. Имени своего не называй. После того, как она тебе ответит, клади трубку. Но звони из дому, чтобы звонок прошел через телефонную станцию…
— Ты все продумал, — заметила она.
Я почувствовал, что в ней растет восхищение мною. Когда-то я замечал эти влюбленные взгляды, обращенные на меня. Это бывало, когда я удачно палил в пролетающую дичь! И я теперь не сомневался, что вновь завоюю ее.
— Не сегодня, так завтра явится полиция, чтобы допросить тебя…
— Полиция! — пробормотала она.
— Всегда приходится иметь дело с полицией, когда убиваешь себе подобных. Не переживай, для полиции твоя эмоции должны развиваться в такой последовательности: во-первых, страх, что раскроется твоя связь с ним и я узнаю об этом; во-вторых, страшное беспокойство в связи с исчезновением Нормана. Заметь, в тебе должны увидеть и супругу, и любовницу!
— Я сделаю все, что смогу.
— Ты расскажешь им всю правду, кроме, конечно, твоего выстрела. Кстати, револьвера я там не нашел.
Она нахмурилась.
— Боже мой, это невозможно!
— Ты не могла в растерянности унести его с собой и оставить в машине?
Она подумала.
— Вполне возможно.
— Я сейчас пойду взгляну… Ты все поняла?
— Все!
— Вот и хорошо…
Я оставил ее и пошел в гараж. Я не ошибся, револьвер валялся на полу автомобиля… Я вернулся в спальню и показал ей ее оружие.
— Ты с ним и не расставалась, — сказал я, — и это доказывает твое высокое самообладание даже в самые страшные минуты.
Она была в халате. Красивая, изумительно красивая! Увидев меня с револьвером в руке, она отшатнулась. Возможно, ей показалось, что я выстрелю. Не спорю, у меня было такое желание.
— Умоляю тебя… — прошептала она.
— Что, страшно?
— Да… Выброси его!
— Это было бы величайшей глупостью, малышка… Следователи хитры. Они узнают, что я охотник, и захотят произвести инвентаризацию всего оружия, хранящегося в доме. Если револьвер исчезает, его начинают искать.
— Но… — начала она.
— Ну давай, говори, я знаю, о чем ты думаешь…
— Если найдут тело, из него извлекут пулю и узнают, что она вылетела из этого револьвера.
— Тело не найдут никогда…
— Почему?
— Потому…
Она не стала настаивать. Я почистил револьвер, смазал его и заменил патрон. Если Глория хорошо сыграет роль, дело можно будет считать оконченным. Будут искать Бормана, будут думать о возможном убийце, но не смогут найти ни того, ни другого. Я неторопливо разделся и с наслаждением растянулся на кровати. Я только что совершил — по крайней мере, мне так казалось — идеальное преступление, не совершая его.
Феррари начинает глухо стонать.
— Ну что еще? — с раздражением набрасываюсь я на него. Он поворачивает ко мне осунувшееся лицо. — Неужели ты ничего не слышишь? В коридоре шаги…
В минувший вечер — о, ирония судьбы! — и ковер, и чемодан, как ни в чем не бывало, продолжали лежать там, где я их оставил. Днем я сопровождал Глорию на спектакль и, только вернувшись затем за машиной, с облегчением вздохнул. Заднее сиденье наконец-то было пусто. Жена в точности исполнила все мои указания. Консьержка, похоже, не особенно удивилась отсутствию Нормана. Она слышала ночью шум в его квартире, звук закрываемой двери. Поскольку лифт оставался на месте, она поняла, что уехал именно жилец с первого этажа.
— Она спросила, не знаю ли я случайно, куда подевался ковер? — сказала Глория, пристально глядя мне в глаза.
— И что же?
— Ты ничего об этом не говорил. Я сказала, что ковра не было уже несколько дней, поскольку он опрокинул на него чернильницу и отдал в чистку. Я правильно сделала?
— Все правильно…