— Нам так хорошо вдвоем, — прошептала Глория.
В голосе ее послышались нотки искренности, которые снова поколебали меня. Я сомкнул веки, еще болевшие от утренних слез.
— Да, это правда, — вздохнул я, — нам очень хорошо…
Я почувствовал, как она прижимается ко мне… Ароматное дыхание возвещало приближение горячих губ… Мы слились друг с другом в долгом поцелуе… И тогда я овладел ею! Да, я вынужден в этом признаться. Я овладел ею на этой кровати с такой силой и страстью, что она кричала от наслаждения, а мне казалась, что я занимаюсь любовью с уличной девкой.
— Ты слышишь?
Феррари трясет меня. Я уснул? Похоже на это… Мои воспоминания погрузили меня в состояние, близкое ко сну… Я сажусь и смотрю в его напряженное лицо.
— Что такое?
Он поднимает палец. И тут я вспоминаю, где я и чего мы оба ждем. Я слушаю. Да, удары возобновились. Я различаю даже голоса и шум, свойственный присутствию человека. Вероятно, заканчивают сооружать гильотину. Ее возводят для одного из нас, обитателей этой камеры смертников. Я — ОДИН ИЗ НИХ!
— Чем это ты занят? — спрашивает мой напарник, видя мои неловкие движения.
— Пытаюсь согреться.
Он пожимает плечами.
— У тебя ничего не получится… Бедный старина, этот холод у тебя внутри!
Да, именно внутри, в области сердца я чувствую лед. Я пытаюсь представить минуты, которые меня ожидают. Войдут люди: охранники, помощники палача, директор тюрьмы, судейские… Непременно адвокат приговоренного. Следовательно, как только они войдут, я узнаю, за мной они или за моим сокамерником. Адвокат у меня — высокий тип с плоским лицом, обрамленным белокурыми кудрями, что делает его похожим на старого ребенка.
— Если он появится, — говорю я.
— Кто? — спрашивает Феррари.
— Я думал о своем адвокате…
Он трясет головой.
— Сейчас здесь появится мой, успокойся…
Совершенно выбитый из колеи, я шепчу:
— Ну и что потом? Хорошо, пусть сейчас по твою душу, тебя уведут… Мне кажется, что я буду страдать не меньше твоего! Ты понимаешь, я буду переживать каждую секунду твоих мучений, но для тебя все это закончится, а для меня будет продолжаться… Я останусь в одиночестве, отчаявшийся…
— Но живой, — добавляет он.
Я вижу, как он искоса поглядывает в мою сторону. Да, живой, и это уравновешивает чашу весов. Он добавляет:
— К тебе наверняка подсадят кого-нибудь вместо меня.
— Мне наплевать…
— Ты сможешь с ним поболтать, он расскажет тебе о своей жизни, это тебя развлечет…
Теперь мой черед мотать головой.
— У меня нет ни малейшего желания знакомиться с другими людьми. Мне надоели люди!
— Да, — соглашается он, — я тебя понимаю…
Стукнув кулаком себя по лбу, я продолжаю:
— Их полно в моей памяти. Она отказывается принимать их! Действительно, в моем прошлом были люди… Много людей…
Прошло много дней, не отмеченных никакими событиями. Глория казалась все такой же, и отношения наши продолжались, как и раньше. Я опять занимался работой на заводе, стараясь поменьше думать о том, что произошло со мной. Но одно видение меня преследовало беспрерывно: обнаженная Глория, трепещущая в объятиях своего любовника. Это видение посещало меня в самые неожиданные моменты, и мне приходилось садиться, поскольку ноги у меня подкашивались.
Глория казалась слегка удрученной… Но женщины часто бывают погружены в свои мелкие проблемы, занимающие их жизнь. Я имею в виду жизнь богатых неработающих дам. Я делал вид, что ничего не замечаю, что все в нашей жизни прекрасно. И все-таки внутри меня постоянно бушевали бури. Непристойные видения осаждали меня: обнаженное тело Глории, извивающееся под обнаженным телом этого блондина. От этих картин страдали и тело и душа.
Днем она, как правило, была свободна, и я знал, что она ездила к нему, так как вечером, ставя машину в гараж, замечал грязь на машине Глории. Я был уверен: она выезжала в окрестный лес, где он поджидал ее. Когда-то мы прогуливались здесь и клялись друг другу в вечной любви. А теперь эти неумирающие слова ей шептал другой, другой прижимал ее к своей груди. Она вдыхала запах другого мужчины. Руки ее ласкали тело, которое не было моим.
Все мое прошлое погружалось в океан горечи и разочарования. Глория убила наше прошлое. Да что я говорю, она убивала его ежедневно, методично, маленькими порциями! Почему она не сбежала со своим щелкопером? Что ее удерживало здесь? Роскошь нашей жизни? Привычка? Боязнь огорчить меня? Или остатки нежности? А может быть, все вместе?
Почти ежедневно во второй половине дня я запирался у себя в кабинете и просил секретаршу не беспокоить меня ни под каким предлогом. Я работал над «исправлением» паспорта моего умершего рабочего. Фотография покойного крепилась в паспорте металлическим кружком. Медленно, кропотливо спиливал я этот кружок, стараясь не повредить бумагу. На эту работу ушло довольно много времени, но я добился нужного результата. А ведь мне никогда не удавались работы подобного рода. Я вдруг обнаружил в себе ангельское терпение. Итак, мне удалось убрать фотографию умершего владельца паспорта и заменить своей. Я заранее позаботился о том, чтобы обзавестись машинкой, способной крепить фотографии подобным образом. Новый металлический кружок лег на место старого. Оставалась самая деликатная часть операции — восстановить исчезнувшую часть печати. К счастью, не хватало только пяти букв: ектур, от слова «Префектура»… Я взял обычную школьную резинку, вырезал на ней нужные мне буквы. Да, у шантажиста должны быть разнообразные таланты… Целый час потребовался мне, чтобы подобрать нужный цвет мастики, совпадающий с тем, что использовали в префектуре. В результате все получилось просто великолепно.